Пересечение страстей: «Маленькие трагедии» в Псковском театре драмы
Ученица Римаса Туминаса Гульназ Балпеисова поставила перед собой амбициозную задачу – через «Маленькие трагедии» поставить «всего» Пушкина. Ее спектакль ни в коем случае не иллюстрация четырех канонических пьес. Это попытка указать на их автобиографичность и безусловную связь со всем, что было написано Пушкиным до и будет написано после. Получившийся спектакль-пушкиниана подкупает, прежде всего, своей витальной энергией, делающей менее заметными несовершенства и подчеркивающей достоинства.
В «Маленьких трагедиях» темами Пушкина стали человеческие пороки, игры с Роком, противостояние гениальности ремесленному чутью и действительно имевшие место быть счеты с отцом (отец поэта Сергей Львович Пушкин был крайне скуп). В спектакле Балпеисовой все это тоже есть, но «пророщенное» через личность условного поэта. Это он страстный Дон Гуан (о любовных похождениях классика написаны тома), и он же уставший от всего Онегин, едкий Мефистофель, гениальный Моцарт… Интересно, что режиссер не просто ищет (и находит) пересечения с биографией Пушкина, но ведет зрителя сквозь пушкинские смыслы и пушкинскую же экспрессию к личной боли.
Балпеисова много работала не только с режиссером-философом Туминасом, но и с Юрием Бутусовым, отсюда невероятная взвинченность атмосферы в спектакле, чувство трагической заданности и сложносочиненные визуальные рифмы. «Пиром во время чумы» открывается действие. Глобальное бедствие, которым человечество расплачивается за грехи и страсти, о которой Пушкин пишет в финале условного цикла, режиссер показывает первой. Это начало и одновременно конец всего. Богатство, власть, любовные авантюры – в конечном счете все оказывается тщетным перед лицом Рока. Отсюда эффектнейшая первая мизансцена – за общим столом, накрытым скатертью, заляпанной вином (кровью?), сидят все и сразу пушкинские герои, из угощений – символичные свиная голова и лебедь с перерезанной шеей. За спинами трапезничающих «утопленный» в подпол роскошный особняк, нам видна только покосившаяся крыша и кусок колонны. Катастрофа уже случилась, все происходящее сейчас – ее отголоски, множественное эхо.
К слову, сложные рифмы основа не только визуального решения спектакля (сценограф сама Балпеисова совместно с Александром Стройло), но и содержательного. В героях «Маленьких трагедий» как в зеркальной проекции отражаются герои «Евгения Онегина». Вялые признания страдающего от сплина Онегина идеально ложатся на ядовитые речи Мефистофеля, влюбленная донна Анна замечательно читает письмо Татьяны, а пушкинская лирика становятся песнями для героев «Трагедий». Всем известные стихотворения здесь к месту, они крепко «сшивают» между собой смыслы и судьбы.
Эклектичность – вообще особенность начинающегося складываться почерка Балпеисовой. Кого-то «мозаичность» ее режиссерского видения может раздражать, но сбрасывать со счетов заложенный в подобный стиль потенциал не стоит. Через одного героя с залом «разговаривают» все сразу, трагедия легко оборачивается комедией (остроумнейших сцен в спектакле множество), драматический спектакль становится оперой, пантомимой и даже балетом. Невозможно пройти мимо обольстительных танцев Лауры на столе, когда поклонники тянут к ней руки, чтобы в конце концов «поглотить» ее без остатка. Или признаний Дона Гуана и Анны, решенных как флирт босыми ногами под столом. Дождя из алых цветов, обрушенного лавиной с колосников. Избыточность ли это визуального решения, вопрос спорный. Спектакль феноменально красив, и эта красота влияет на зрителя гипнотически. Он рассматривает детали, не успевая понять, каким образом на него воздействуют. Здесь работает и символика цвета, и эффект неожиданности (сколько раз в спектакле внезапно кто-то стреляет не пересчитать), и бросающаяся в глаза философская обоснованность каждой вещи на сцене.
Еще одна важная черта режиссуры Балпеисовой – экспрессивность. На нее работает жанровая спорность спектакля. Всем пьесам, а вслед и постановке, свойственны резкие переходы от трагедии к комедии («Скупой рыцарь» самим Пушкиным определяете как трагикомедия), от патетике к лирике, от высокого слога к разговорной стилистике. Примечательно, что смена регистра происходит постоянно и на очень небольших временных промежутках. На сцене сидит живой оркестр и тасует жанры как колоду карт (музыку к спектаклю сочинил музыкальный руководитель Театра музыки и поэзии под руководством Елены Камбуровой Олег Синкин). Добавьте сюда «бутусовскую» эмоциональную интенсивность и получится спектакль с таким внутренним зарядом, от которого невозможно отмахнуться.
Интерпретировать сложносочиненное музыкально-поэтическое действо можно по-разному. Бесспорно здесь только одно – выдающиеся актерские работы. Каждый актер сильной труппы Псковской драмы получил свое соло. И несмотря на заданный темпераментный рисунок и частую смену ролей, выдержанность пушкинских характеров очевидна. Денис Кугай абсолютно точный Мефистофель (он же играет Лепорелло и Жида), Ксения Чехова – соблазнительная неистовая Лаура (она же Мери и Золотой человек), Георгий Болонев – пытливый Фауст и он же любовник-авантюрист Дон Гуан. Перечислить справедливо бы всех. Но новую актерскую высоту взял Алексей Ухов, сыгравший и Моцарта, и Сальери. Раздвоение личности – идеальная метафора разницы в природе гения. Божественность дарования (Моцарт) или упорный труд (Сальери)? Замечательна изобретательность, с которой это придумано и сыграно.
Спектакль Балпеисовой, при всех несовершенствах и неоднозначности зрительского приема, концептуально абсолютно целостен. Повторюсь, он отлично и с видимым удовольствием сыгран. Главный посыл ее «Маленьких трагедий» четок и ясен – личностью гения (Пушкина) можно измерить все. Любое произведение, любую эпоху, героя и даже собственное мировоззрение и театропонимание.
Источник: «Театрал»