Пьянящий воздух свободы

Три коротких, три долгих, три коротких. Вспышки фонарика прорезают темноту внутреннего дворика Псковского театра драмы: из далеких 60-х подает сигнал бедствия непризнанный классик, сброшенный с парохода современности за ненадобностью. Хватая ртом холодный разреженный воздух, тонет в тотальном одиночестве, пропадает в уходящих к небу титрах поэт и гуляка Геннадий Шпаликов.

Фото здесь и далее - Игорь Ефименко

Уличная постановка «Я шагаю по Москве» режиссера Семена Серзина, показанная в рамках XXVIII Пушкинского театрального фестиваля, - из тех, что обманывают ожидания. Бывает все на свете хорошо: собираешься вечером на спектакль с милым названием, надеваешь платье в горошек и брошь-булавку, проходишься по улице Пушкина под ручку с кавалером, который тебе обещает под снегом фиалки отыскать, садишься на лучшее место посередине. И вдруг: вместо сцены - поддоны, вместо уютной ламповой Москвы - разбросанные повсюду лампы всех мастей и размеров, вместо милого обаятельного автора, сочинившего главную киноверсию «оттепели», - потерянный («алкоголиков не жалеют») человек, вместо «долгой счастливой жизни» - самоубийство в 37.

К тому же все это - не обещанный моноспектакль. Да, актер Евгений Серзин, который играет главную роль, фокусирует все внимание зрителя на себе. От него, конечно, глаз не оторвешь - иначе рискуешь упустить нюансы изменения эмоций, настроения, взгляда, интонаций. Но не менее важен в спектакле еще один исполнитель - музыкант Павел Чернейкин, аккордеон которого проживает на помостках жизнь, параллельную той, что разворачивается в словах - дневниках, письмах, стихах, сценариях Геннадия Шпаликова.

По сути это внутренняя музыка во всем разнообразии ее проявления - от Баха и Андрея Петрова до Вивальди и Летова. А еще - до беззвучного вдоха и выдоха мехов. Ведь все в этом спектакле - о возможности дышать. Об умении набирать воздух полной грудью, подниматься ввысь и лететь над Москвой, обозревая - О! - окрестности. Кинорежиссер Юлий Файт так говорил о своем друге Гене: «В воздухе была надежда на свободу, и мы дышали этим воздухом, а Шпаликов этот воздух создавал».

Как же получилось, что успешный мальчик-суворовец превращается в молодого, искрящегося счастьем любимчика кинобогемы, как талантливый красавец, подающий надежды, чуть ли не шекспировский Ариэль, становится алкоголиком-изгоем, выброшенным на задворки жизни-театра? А никак. Не было никакого превращения. Геннадий Шпаликов в спектакле «Я шагаю по Москве» - это в равной степени и тот, и другой, и третий. Все ипостаси уживаются в нем одномоментно и совершенно бесконфликтно. Он находится вне времени и пространства, навсегда растворившись в улицах, площадях, парках, дождях - в воздухе.

В этом смысле постановка и не может играться в привычном театральном пространстве, ограниченном стенами. «Вообще наш театр называется невидимым потому, что он не находится в классических сценах театра, - объяснял режиссер Серзин на пресс-конференции в день фестивальной премьеры. - Наши локации приближены к жизни. Двор Псковского драмтеатра мне понравился своим уютом закрытого пространства. Кроме того, история нашего спектакля связана с городом и с ощущением воздуха, что тоже важно».

В спектакле главный герой постоянно включает и выключает свет разных светильников - торшера, настольной лампы, люстры, прожектора. Направляя их на себя, как будто всматривается внутрь, высвечивает свою суть, истинное лицо. Он такой: удачливый и невезучий, ироничный и серьезный, добрый и злой, спокойный и взрывной, живой и погибший. Он сам выставляет свет и становится сам себе режиссером и судьей. И в этой освещенной откровенности отражаются другие - те, кто улыбается тогда, когда положено.

В обычном мире таким диковинным летающим рыбам «жить негде» - им перекрывает дыхание, как воду в кране. О них не пишут в газетах - ни в одной из тех, что разбросаны по всей сценической площадке. Их песни запрещают, стихи не печатают, сценарии откладывают в долгий ящик. 

Выбор Геннадия Шпаликова - это действительно плагиат, это уже было, Блоком сформулированное: «Пушкина убила не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха». Так смерть («смерть поэта») становится свободой - последней и единственной. Рожденный летать не может ползать. Испускает дух аккордеон и герой исчезает. Истончается и тает - как тополиный пух. «Главное - это искать что-то светлое, правильное… Никогда не нужно бояться начать свою жизнь заново».

Елена Никитина

Источник: Псковская Лента Новостей