За актером на край света
Нестрого говоря, ЛК открылся два года назад материалом, в котором мы и другие авторы предлагали полететь на край света за полюбившимися спектаклями. Скоро свои сезоны откроет большинство театров. И теперь мы решили рассказать об актерах, работающих в отдаленных и не очень регионах. Потому что если режиссеры люди мобильные и искусство их от географии часто не зависит, то актеры могут всю жизнь проработать в одном театре и так и не быть открыты большим театральным миром. А это неправильно. В каждом городе есть свои большие артисты, и за ними действительно надо ехать, а не ждать, когда случай приведет.
Мы предложили критикам из разных городов России выбрать троих актеров, оказавших на них сильное впечатление, и объяснить, в чем именно это впечатление. Пусть для вас это станет двойным свиданием/знакомством. Потому что любая сильная эмоциональная реакция рассказывает не только о том, кто ее вызвал, но и о том, в ком она произошла.
...
Андрей Кузин, Псковский театр драмы им. А. С. Пушкина
В последние пару лет Псковский театр драмы стал настоящим собирателем актерских талантов, приехавших из самых именитых или просто благополучных театров Южно-Сахалинска, Новосибирска, Тюмени.
Андрей Кузин — действительно артист с края света, переехал в Псков из Международного театрального центра имени Чехова в Южно-Сахалинске. Представляю, какая это была потеря для театра.
Наверное, если повстречать Андрея Кузина на улице, вряд ли его узнаешь. Средних лет, плотное сложение, обычное лицо. И даже для положительного социального героя какого-нибудь советского производственного жанра кино Кузин был бы, слишком незаметен. Не актерской, одним словом, внешности артист. Но зато настоящего актерского содержания, обнаруживающего себя в абсолютной, лишенной всякого напряжения, аффектации, усилия, — органичности.
Кузин не поражает. Но поразительно естественно располагается в, как мне кажется, любом образе. Образы эти — не вторая кожа. Это плоть, мускулы, скелет. На сцене он не бывает пустым. Любая работа Кузина — это погружение, отсутствие швов, непрерывность. Все то, чем сегодня мы маркируем принадлежность к школе российского психологического театра.
Внутреннюю работу артиста и персонажа чувствуешь и в полковнике Ростаневе, медленно и многотерпеливо идущем к протесту, к негромкому, но окончательному бунту против Опискина («Село Степанчиково и его обитатели»). Посреди карнавальной лагерной реальности Степанчикова в терпиле Ростаневе сразу очевиден человек. Его лицо, выражение глаз регистрируют малейшие перемены в атмосфере спектакля, изображают едва заметную маету человека, которому невыносимо больно от всего происходящего, что он сам изменить не в силах. А его тихая стыдливая любовь к Насте — уверенно работающий мотор, с помощью которого едет спектакль.
А. Кузин в спектакле «Смерть Тарелкина». Псковский театр драмы
Совсем другое — Максим Варравин в премьерном спектакле Хуго Эрикссена «Смерть Тарелкина». Здесь оборотничество — природа персонажа. Но оборотничество рутинное, производственное, далекое от стереотипных изображений сухово-кобылинской социальной фантасмагории.
Здесь Максим Варравин — подтянутый мужчина в хорошем костюме и дорогих часах с повадкой крупного, смертельно опасного, но обманчиво мирного зверя, вроде медведя. Он так ласково поглаживает шиньон сожительницы Тарелкина Марфуши, что понимаешь, что примерно с той же лаской он, не задумываясь, свернет ей шею. На нем черные перчатки убийцы. А в бархатистом с хрипотцой голосе, который Варравин, кажется, не повышает ни разу, — смертельная угроза.
В натуралистичном и жутком, будто смотришь фильм Балабанова, перенесенный на сцену, спектакле Эрикссена не возникает вопросов, почему никто не узнает Варравина в маскарадном капитане Полутатринове. Настолько уверенно Варравин-чекист перевоплощается в расхристанного, громкого и пьяного, с вываливающимся из-под тельняшки пузиком, ветерана афганских и чеченских войн.
...
Источник: Летающий критик
